Вероника Мелан - Чейзер [litres]

Его дыхание жгло шею, а слова «О да,… молодец… плохая девочка…» заставляли мозг взрываться; скользкий напряженный пенис медленно проникал все глубже. Когда он оказался полностью внутри, Мак сжал ее груди и зарычал от удовольствия.

— Как же давно я этого хотел.

— Что?…Что ты делаешь?…Это не я, это ты плохой мальчик!

— О да, лапонька…

— Гадкий мальчик…

— Как скажешь…

— Немедленно… перестань…

А между строк: «Как хорошо…»

— Так перестать?

Не смогла отказать. Ни ему в удовольствии, ни, прости Создатель, прежде всего себе.

— Продолжай…

Несколько движений — и легкая боль, причинявшая дискомфорт, ушла; на Лайзу нахлынул шквал новых, сводящих с ума от возбуждения, эмоций: он был «там», в ней, прямо «там».

— Мак…

— Да, моя сладкая… Видишь, вот так "хорошая"… — Вынутый член снова переместился в классическое положение, а несколько секунд спустя вновь медленно проник в анальное отверстие. — А вот так "плохая".

— Я… — Лайза задыхалась от чувств, собственной дерзости, вседозволенности наглого пениса и ощущения того, что ей нравилось; да, черт возьми, ей нравилось! Не просто нравилось — от занятия любовью подобным образом «срывало крышу».

— Я почти ненавижу тебя за то, кем становлюсь с тобой… понимаешь?

Она стонала, царапала ногтями стену каюты и с готовностью насаживалась всем, чем ее просили, ощущала, как его пальцы теребят соски, скользят по животу, поглаживают бедра.

— Нет, не ненавидишь, — послышался хриплый голос в ответ. — Ты чувствуешь совсем другое…

— Тогда ненавижу за то, что ты знаешь об этом.

Мак засмеялся, перевернул Лайзу на спину и вдавил в матрас; его член тут же безошибочно отыскал «вкусное» место и проскользнул внутрь.

— Дурочка… — Он погладил влажные волосы, поцеловал уголки губ и улыбнулся — жаркий, вспотевший и до крайности сексуальный. — Когда ты перестанешь бояться серьезных отношений, ты признаешься совсем в другом.

Лайза не стала отвечать; тело дрожало от возбуждения, а низ живота требовал продолжения чувственной игры.

— Но мы поговорим об этом позже, сладенькая. А пока я дам тебе то, что ты хочешь.

И он, одновременно с жарким поцелуем, принялся двигаться.

Глава 8

Утром они проспали.

Проспали и солнце, что поднималось у горизонта, и будильник, что безрезультатно пищал несколько минут, а затем, никем не услышанный, притих.

Подскочили уже тогда, когда до начала рабочего дня Лайзе осталось всего полчаса; спешно собрали разбросанные по палубам вещи, погрузились сначала в моторную лодку, а затем и в кабриолет.

До Нордейла неслись на бешеной скорости — Мак выжал из машины все, на что та была способна, и с часовым опозданием высадил «работницу» перед офисным зданием. Поцеловал на прощание, сказал, что вечером зайдет, и отбыл в направлении своей работы — по пути Аллертону позвонил шеф и попросил срочно прибыть.

Лайза проводила кабриолет глазами и, как была в сарафане, понеслась через вестибюль к лифтам.

Начинался (а для кого-то вот уже час продолжался) новый рабочий день.

Дрожала в пальцах чашка кофе со смайликом, перед глазами застыла чья-то недорисованная прихожая — Лайзе никак не удавалось правильно наложить текстуры — сказывался ночной недосып. К уху прижата телефонная трубка, взгляд уперся в экран, из мобильника доносился голос Элли.

— Какие чудесные выходные! Вот бы нам с Реном тоже на яхту, надо будет ему рассказать. Ты не против?

— Рассказывай. Чего я буду против?

— А вечером? Зачем Мак к тебе придет вечером? Снова пойдете куда-то?

— Не знаю. Сказал только: «Жди меня после работы», — и уехал.

— Слушай, как у вас все классно!

Лайза отпила кофе, посмотрела в окно, за которым небо потихоньку затягивалось тучами, и почему-то вспомнила слова Мака о том, что она боится серьезных отношений.

Чепуха.

Ведь не боится?

Просто очень дорожит свободой, любит размеренный, созданный самостоятельно уклад жизни, обожает принимать решения сама. И не всегда в восторге от перемен. По крайней мере от плохих, тех, к которым приводят необдуманные решения. И чтобы понять, нужны ли перемены, требуется время. Всему и всегда требуется время; Лайза, сколько себя помнила, жила именно этим лозунгом.

Да, она любила спорт, азарт и адреналин. Любила, когда зашкаливали эмоции, а в голову бил вихрь ощущений от собственной смелости, но это никогда не распространялось на мужчин. Они, обычно, ловушка, в которой женщина постепенно теряет саму себя, вкладываясь эмоционально в кого-то другого. Каким бы хорошим ни был партнер, он всегда что-нибудь в жизни ограничит. Или изменит.

Вообще, любые серьезные отношения — это замедленная бомба с часовым механизмом; просто многие, кидаясь в омут чувств, этого не видят. А когда таймер доходит до нулей, собирать осколки уже поздно. И слишком мало таких счастливиц, как Элли, кому действительно повезло в личной жизни. Мак — не Рен, а она — не Элли.

Черт. Значит он прав, и она боится.

Ладно, время покажет.

Заверив подругу, что у нее все замечательно, Лайза положила трубку и подумала о том, что, если погода продолжит портиться, придется вызывать такси — бежать по улицам в сарафане холодно.

Запущенная команда на рендеринг заставила редактор выдать сообщение об ошибке.

Вздох. Глоток остывшего кофе.

И мысли о вчерашнем дне, где на серовато-синих волнах безымянного моря осталась покачиваться сказка.

И если вчера была сказка, то почему сегодня тревожно?

Шестым чувством Лайза чувствовала назревающие перемены.

Домой поехала не сразу. Прежде чем взять такси, Лайза решила зайти в ближайший супермаркет, купить вина и конфет: все-таки еще один романтический вечер, вдруг пригодятся?

Нашла нужное, оплатила покупки, вышла на улицу и махнула рукой, подзывая таксиста.

Села внутрь и все дорогу до дома смотрела, как дворники размазывают по ветровому стеклу дождевые капли.

Затылок неразговорчивого водителя, рука на пакете и прозрачные мысли не пойми о чем — попробуешь сосредоточиться, и они уже разлетелись в стороны. Лип к ногам мокрый сарафан. Дождь зарядил не на шутку.

Спустя десять минут такси остановилось у подъезда.

На парковке уже стоял знакомый черный автомобиль.

(Laam — Il avait les mots)

— Почему нет, Лайза?

Она смотрела на коробочку в его руке, как на бомбу — ту самую бомбу с часовым механизмом, — а сердце колотилось в горле. Не сейчас, только не сейчас.